Зачарованный.
Александр Шапоткин: Захотел написать изборские камни, а за ними что-то еще увиделось и потянулось…
У меня сегодня – день общения с живописью Шапоткина. Очередной, не первый день. Все равно вряд ли кто поверит, но я тем не менее скажу: пленяет и не выпускает из своих сетей эта живопись, зачаровывает совершенно непостижимым образом. Откуда эта сила у его картин, из чего она происходит?
Гениальной Ахматовой легко, наверное, было сказать: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…» А здесь – из воздуха изборского? Очень похоже. Но каким материальным, оказывается, может быть воздух – Изборска, Печор, нашего мира… Заподозрить этого художника в привязанности к единственному месту на земле сложно. Дудинка и Ачинск Красноярского края, затем – Хотьково (Абрамцевское художественное училище, факультет керамики), Ростов-на-Дону (Семикаракорский керамический комбинат), снова Сибирь, а с 2007 года Шапоткин живет в Псковском крае: сначала в Старом Изборске, чуть позже – в Печорах. Ему не то чтобы все равно, где жить, нет, просто он, похоже, зачарован непостижимой красотой самой жизни. И это не высокие слова. Их он как раз произносит крайне мало, и на словах у него все очень просто:
– Захотел написать изборские камни, а за ними что-то еще увиделось и потянулось…
Вот эти самые камни позволили зрителю увидеть «Царицу изборскую», «Изборские жальники. Королеву ужей» – все это, как вы поняли, названия отдельных работ.
Шапоткину незачем пытаться удивить публику, и нет у него нужды ни в одном из эпатажных средств. Зачем – когда у тебя такое колористическое (цветовое) и композиционное мастерство? Зачем – если ты словно играючи цветовыми – и одновременно фактурными – пятнами творишь чудеса на холсте? И без того прекрасный мир он видит по-особенному и словно возвращает нам, зрителям, то самое – точное, яркое, острое зрение, что мы, вероятно, имели в далеком детстве.
– Трижды за свою жизнь я едва не утонул. Один из эпизодов настолько был яркий, что до сих пор словно вижу невероятно красивые подводные растения необычного зеленого цвета, они были очень высокие и непрестанно двигались… В окрестностях Кемерово, в краю северных шахт, немало было озер-провалов, очень глубоких, круглой формы, называли их линзами. Вот туда-то мы с братом (мне года четыре всего было) и направились. Брат ушел купаться на более мелкое место, а я же не знал, что берег там, где меня оставили, отвесный, словно стена, и решил тоже искупаться… Словом, опыт подводного плавания у меня – с детства.
– А то, что и в моряки, как вы сказали недавно, вас сама жизнь толкала, и в летчики, – это случайность или какая-то закономерность?
– Возможно, это семейное. У отца жизнь была связана с морем, он механиком плавал на ледоколе «Сталин», в том числе – в годы войны.
У Александра есть сестра, Вера Александровна Лебедева, в девичестве Шапоткина, нежно любящая брата и очень тонко его чувствующая. Она журналист, живет в Белгород-Днестровском (Украина). Самая реальная связь с этими местами сегодня – переписка. Мы с Верой списались, и мне показалось бестактным вырывать куски из ее замечательного письма, кроить его по-своему, правильнее будет, на мой взгляд, привести его почти целиком.
«Все думаю, что рассказать о Сане, и понимаю, что вряд ли могу добавить фактов к тому, что вы уже знаете. Разве что несколько эпизодов из биографии. Саня родился в Дудинке в 1956 году. Он самый младший. Когда Александру был всего годик, наш отец скоропостижно умер, и мама срочно уехала с нами в Кемерово – там жила ее тетя. Больше никого из родных рядом с нами не было. Потом (мы еще школьниками были) перебрались в Ачинск.
Детство было трудным в смысле достатка, мама сильно заболела после смерти отца. К тому же она плохо слышала. И работы подходящей не было, и нас одних она оставлять боялась. Но мы росли дружно, новогодние подарки приносили домой и тут делили всем по кусочку, чтобы каждый попробовал на вкус разные конфетки.
Конечно, Саня, как самый маленький, был нами обласкан. Но рос дисциплинированным – не нужно было контролировать, сделал ли он уроки, не нужно было подгонять.
Когда Саня учился в восьмом классе, мне показалось, что он хорошо рисует, и я привела его в художественную студию при Дворце культуры. Руководил студией Григорий Степанович Краснов, ныне заслуженный художник России.
Занимался он с увлечением, и вскоре уже его работы были представлены на городской выставке начинающих художников! Я помню, как он вырезал первые линогравюры и как волшебным образом на бумаге появлялся оттиск зимнего пейзажа…
Ну а потом я уехала на Украину и уже постфактум узнала, что Саня поехал поступать в Абрамцевское училище в Москву, и очень обрадовалась. Я ездила на сессии в свой университет (я училась заочно в Иркутске) – поездом, с пересадкой в Москве – и на пару дней заезжала в Хотьково, в общежитие АХПУ. Талантливые ребята и девушки, хорошие педагоги, творческая атмосфера и близость Москвы с театрами и выставками – это ли не счастье! Сколько идей, мыслей, планов!
Да, когда он охвачен какой-то идеей, может говорить долго и вдохновенно. Но может и молчать подолгу, отвечать на вопросы односложно – дескать, сами догадайтесь, что у меня на уме… Но даже когда он помалкивает, чувствуется, что у него идет какой-то внутренний процесс, что он в своем Космосе, в своих фантазиях…
После АХПУ у него была работа в Семикаракорске, где он в числе первых специалистов нового фаянсового завода создавал сувенирную продукцию. Я видела его оригинальные керамические вазы, скульптуры, декоративные тарелки, плакетки… Затем он вернулся в Ачинск. А несколько лет назад вдруг переехал в Изборск! В Ачинске остались его взрослые дети – сын и дочь. Там же жила наша мама, только недавно (два года назад) она умерла в возрасте 90 лет!
Когда он переехал из Ачинска в Изборск, он был потрясен и вдохновлен всем увиденным и услышанным: древняя история, крепость, Труворово городище, Словенские ключи, Печерский монастырь, а идеи, идеи, которыми насыщена псковская земля! Он до сих пор переполнен планами и идеями – они требуют выхода, реализации, а он просто не поспевает за полетом мыслей! Вот недавно говорил мне по телефону о местных красотах и о том, что сама природа и памятники старины в Печорах дают готовые сюжеты для картин. Вышел из дома – вот тебе готовая композиция, повернулся в другую сторону – вот еще одна! Только пиши!
Не знаю, откуда к нему приходят сюжеты помимо того, что он видит – крепость, древние церкви, природа. На его картинах присутствуют и какие-то дамы в шляпках, и райские птицы алконосты с девичьими лицами, и диковинные цветы, и вот эти улиточки, с любопытством поглядывающие на людей и хранящие в своих меловых панцирях тысячелетнюю информацию. Хочется долго рассматривать его работы, чтобы вдруг разглядеть межевой камень, обнаружить еще одну птицу или улиточку. И невозможно не обратить внимания на особенности композиции или на технику письма. А откуда это в нем – только Бог ведает!»
Такой чуткой и умной публики, как в Пскове, нет больше нигде.
Думаю, читатель понял меня правильно: Вера Александровна замечательно рассказала о брате за двоих – за себя и за него. Она даже улиточек упомянула. А это – отдельная тема, их можно встретить нежданно-негаданно на очень и очень многих картинах Александра. И написаны они явно с особенным вниманием и чувством, вовсе не эмоции садовода-огородника явно руководили художником, наоборот: он их поэтизирует, наделяет чувствами и изысканной пластикой, они грациозны и изящны. О таких улитках не скажешь «ползают», но «выписывают изысканные па». Они – органичное дополнение к любой (даже монументальной) композиции Шапоткина. Сам автор на вопрос об улитках отвечает следующее:
– Когда я впервые приехал в Изборск, меня поразило изобилие улиток, старался ступать очень осторожно, чтобы ненароком им не навредить… И чем больше наблюдал за ними, любуясь одновременно крепостью, вырастающей из тридцатиметровой известняковой скалы, тем яснее осознавал, из чего она, эта скала – основание Изборска: из этих же улитокне в последнюю очередь… А потом они постепенно как-то переползли и на мои работы.
Новые почитатели творчества художника.
Ну вот, теперь вам хоть чуточку понятнее, возможно, станет философия работ удивительного художника Александра Шапоткина. Еще раз подчеркну: улиточки – всего лишь небольшая деталь на его картинах, и то не на всех, разумеется. Создается впечатление, что фантазия автора просто безгранична и что он любит и этот мир, и зрителя. Любовью пронизаны работы все без исключения, очень светлой эмоцией. Из выставочного зала зрители ни за что не хотят уходить (в художественной галерее «Дар» только что открылась персональная выставка автора), им в этом, авторском, мире настолько хорошо, словно вернулись к ним самые счастливые дни их жизни.
Дилетантам (в самом хорошем смысле этого слова) просто нравится, некоторые из профессионалов честно завидуют. Один единственный человек мне в этом признался. Это Наталья Ковалева, художник-керамист из Новгорода. Сижу за компьютером, сочиняю тот текст, что вы в данный момент читаете, и тут звонит Наташа:
– Смотрю на работы Шапоткина и понимаю зрителя – он кайфует. А я-то завидую хорошей, честной завистью, аж слюна капает: какой уровень у художника и на какие невероятные вещи он способен! До какого числа выставка?
– До 20 февраля.
– Надо ехать.